Мы знаем, какой сигнал получили от россиян польские прокуроры: от нас помощи не ожидайте, обломков мы вам не отдадим и даже не позволим к ним прикоснуться, а свидетели, которых вы хотели допросить, умерли, уехали или страдают амнезией. Мы побывали в Смоленске. Место, где произошла польская национальная трагедия, зарастает бурьяном, скоро там проложат газопровод.

Спустя два с половиной года после того, как расследование смоленского дела было передано из военной в национальную прокуратуру, у следователей наконец появился шанс осмотреть обломки «Туполева», которые отказываются возвращать нам россияне. Такой возможностью нельзя было не воспользоваться, так что прокуроры тщательно планировали свой визит. Подготовкой к нему они занимались совместно со спецслужбами, обсуждая с ними все детали, включая маршрут передвижения. В Смоленск отправились пятеро следователей, техники из военной жандармерии и полиции, а также специалисты по 3D-моделированию. Планы были масштабными, но сказать, что их удалось претворить в жизнь хотя бы в общих чертах, сложно, поскольку россияне в очередной раз устроили имитацию следственных действий.

Видимость сотрудничества

Уже до отъезда было понятно, что польские специалисты не получат полной свободы действий. Следственный комитет сообщал, что «осмотр» будут проводить россияне, а его результаты будут позже переданы в Варшаву. Создать соответствующий антураж помогли российским спецслужбам СМИ: на территорию аэродрома впустили только лояльных московским властям местных репортеров, задача которых состояла в том, чтобы показать, как россияне заботятся обо всех деталях. Зрители увидели полный профессионализм: стерильные условия (всем, кто собирался подойти к обломкам самолета, выдали специальные комбинезоны), атмосферу открытости и сотрудничества. Это было весьма неубедительное театральное представление. На самом деле поляки смогли сделать лишь немногое из того, что планировали.

«Уже на первой организационной встрече коллегам сообщили, что в ангаре нельзя будет не только ничего передвигать, но даже к чему-либо прикасаться. Это расстроило наши планы: мы хотели вынести все элементы обломков наружу, внимательно их осмотреть и провести инвентаризацию. Не знаю, как можно осматривать обломки самолета и не прикасаться к ним», — говорит наш источник, связанный с прокуратурой. Полякам запретили пользоваться любым собственным оборудованием, даже телефонами. «У входа у нас отобрали все, в том числе старые телефоны — не смартфоны, а такие „кирпичи", которыми мы обзавелись, чтобы поддерживать связь во время поездки», — рассказывает он. Контакты с Варшавой в интересах безопасности следствия были ограничены. Находившаяся в Смоленске группа звонила только на специальный номер. На другом конце провода дежурил один из следователей прокуратуры. Разговоры велись полунамеками, речь шла только о самых общих вопросах. Хороших новостей не было. «В принципе все ограничивается тем, что россияне делают фотографии, причем очень медленно. Они проводят на аэродроме каждый день по много часов, но я не знаю, успеют ли они все осмотреть. В целом они не проявляют гибкости и очень жестко придерживаются обозначенных изначально и, по всей видимости, спущенных сверху правил. Так что на какой-то перелом рассчитывать не приходится», — отмечали наши собеседники.

Судя по дошедшим до нас сообщениям, прокуроры столкнулись с более серьезными ограничениями, чем польские делегации, посещавшие Смоленск в предыдущие восемь лет. Представители комиссии Миллера (Jerzy Miller) и эксперты, помогавшие военной прокуратуре, могли хотя бы самостоятельно фотографировать обломки. Сейчас такой возможности уже нет.

Это свидетельствует о том, что россияне стараются любыми средствами помешать проведению тщательного расследования и скрыть улики. В этом нет ничего нового, но сейчас они даже перестали притворяться, доказательством чему служит подробный ответ, который поступил на запрос из польской прокуратуры, хотевшей, в частности, допросить пятерых очевидцев катастрофы. Россияне без малейшего смущения ответили, что это невозможно, потому что один из свидетелей умер, место нахождения второго невозможно установить, третий и четвертый в сентябре будут отсутствовать в Смоленске, а пятый (Николай Бодин, на чьем участке стоит береза, о которую согласно отчету МАК и комиссии Миллера задел крылом польский самолет) потерял память после автомобильной аварии. Как это все типично…

Левее посадочной полосы

Слово «Смоленск» в устах польских журналистов, пересекающих латвийско-российскую границу (через Белоруссию сейчас пути нет), действует на пограничников, как красная тряпка на быка. Нас ждет тщательная проверка, и если в бумагах окажется хоть малейшая неточность, нас развернут назад. «Опять в Смоленск? Опять журналисты?» — сотрудница пограничной службы закатывает глаза, трясет гривой завитых волос и нехотя ставит въездной штамп. На этот раз мы едем в Россию, чтобы узнать, как изменилось место катастрофы за последние два с лишним года, то есть с тех пор, как мы бы там в прошлый раз.

Мы решаем проследить путь «Туполева», взглянуть на окрестности сверху с позиции пилота. Условия сравнить, конечно, сложно, ведь в апреле 2010 года самолет летел в густом тумане. Мы приехали в сентябре, но погода стоит замечательная.
Мы сворачиваем с трассы А-132 у знака «мемориал». Лесная дорога приводит нас к памятнику жертвам фашизма. Сверяясь с картами «Гугл», мы выясняем, что находимся более-менее на оси взлетно-посадочной полосы аэродрома, примерно в 2,5 километрах от нее. Величественный монумент стоит на поросшем травой холме, под которым скрываются останки 3 000 евреев, убитых в местном гетто 15 июля 1942 года.
Мужчины, женщины, дети, целые семьи… Самой младшей жертве было три месяца, самой старшей — 92 года. На табличке написано: «Вечная память, вечный покой». Вокруг вроде бы царит порядок, но сложно сказать, что россияне относятся к этому месту с должным почтением. Здесь спокойный уголок, и предметы, которые мы обнаруживаем в лесу, показывают, что им пользуются люди, ищущие уединения. Бумажные носовые платки, упаковки от презервативов, шприц…

Если мы примем, что самолет двигался со скоростью 270 км/час, значит, наш дрон повторяет последние 30 секунд трагического полета 10 апреля 2010 года. Сложно сказать, как точно выглядела эта местность тогда, потому что польским специалистам не позволили принять участи в облете. Позднее, правда, в СМИ появился не слишком качественное видео, снятое парапланеристом, а некоторые каналы приехали сюда со своими дронами, но их интересовали последние несколько десятков метров до места крушения.

Наша камера показывает, насколько здесь неровный рельеф: за лесом глубокий овраг, потом приходится резко взмывать вверх. Мы минуем радиомаяк и берем курс на березу Бодина. Сверху видно, что все вокруг еще сильнее заросло кустами, чем два с половиной года назад. Дрон, который мы настроили в соответствии с параметрами полета «Туполева», видит на горизонте посадочную полосу, но выходит на нее не прямо, а с левой стороны. Именно так направляли польских пилотов 10 апреля 2010 года (россияне предоставили полякам неверную карту захода на посадку, радиомаяк был неисправен, а диспетчеры сообщали экипажу ошибочную информацию). Видео, которые мы сняли и снабдили подробным комментарием, можно посмотреть на сайте вПольсце (wPolsce. pl).

Поездка под наблюдением

Мы решили рассмотреть места, которые мы наблюдали с птичьего полета, вблизи. Сначала радиомаяк: неказистая будка с облупившимися стенами и разбитой лампой на крыше. Два года назад там еще стояла мачта, сейчас она исчезла. Ворота с государственной символикой совсем покосились, но продолжают преграждать вход в, как сообщает висящая на колючей проволоке табличка, военную зону. Глядя на эти руины понимаешь, что «русский бардак» — это не выдумка, здесь его можно наблюдать во всей красе.

Следующая точка нашего маршрута «береза Бодина». Хозяина, который обожал заниматься участком, на этот раз там нет. Обычно все приезжавшие из Польши журналисты встречались с Бодиным здесь. Неужели, потеряв в аварии память, он забыл, как попасть на свою скоромную дачу? Оставшийся от дерева обломок стоит на месте, за эти годы почти ничего не изменилось, возможно, трава только стала гуще. Когда мы подходим ближе, мы видим, что кто-то принес сюда православный крест, какую-то ленту и лампады. Наше внимание привлекает довольно шикарный для этих мест автомобиль, который подъезжает сразу за нами: у него тонированные стекла и московские номера. В машине сидят двое мужчин, наблюдая, что мы будем делать, ничто другое их не интересует.

Рядом расположены гаражи, там мы встречаем Александра — человека в пилотке из старой газеты, который чинит свою старую «Ладу». Во рту пожилого мужчины сверкают железные зубы. Он говорит, что 10 апреля 2010 года был здесь и видел, как разбился «Туполев». «Ваш самолет задел крылом о березу и разбился», — рассказывает Александр уверенным голосом и предлагает почти на участок Бодина посмотреть, какое это было крепкое дерево. «А вы сами видели, как он ударился крылом?» — расспрашиваем мы. Ответ звучит уклончиво: «Может, по телевизору рассказывали. Много здесь было народа, все побежали туда, где упал самолет». Когда наш собеседник замечает, что за нами следят, он замолкает и возвращается к работе. Это немного напоминает разговоры, которые мы вели в этом месте два года назад. Тогда мы тоже встретили людей, которые говорили, что видели катастрофу, но одновременно ни в чем не были уверены.

Сюда нельзя

Улица Кутузова, над которой успел пролететь разваливающийся на части «Туполев», остается оживленной: она ведет на трассу Минск — Москва. Два года назад мы выяснили, что участок, на который падали обломки, продавался. Владелец предлагал приобрести его под новые автосалоны. Сейчас стало известно, что здесь появится газопровод. К месту катастрофы ведет дорога, вымощенная бетонными плитами. Обычно ворота закрыты, но если позвонить, кто-то придет и откроет. Сейчас, когда в Смоленске находятся польские прокуроры, они открыты постоянно.

У камня с мемориальной табличкой на земле расставлены лампады. На временном помосте (недавно его покрасили) уже не первый год стоят те же самые кресты, надписи на них успели выцвести. Место, где лежали обломки, огорожено сеткой, на ней висят полинявшие флаги и шарфы. Когда осознаешь, что именно здесь погиб польский президент и те, кто сопровождал его в той поездке, становится грустно. Всем уже, пожалуй, понятно, что никакого памятника здесь не появится, так что участок просто со временем зарастет. Из-за ограды уже почти ничего не видно…

Мы пересекаем подлесок и выходим на поляну у взлетно-посадочной полосы. Дальше стоит табличка с надписью «Стоп. Запретная зона» (в том числе на польском). Мы устанавливаем видеокамеру, делаем снимки полосы, зданий, «диспетчерской вышки». Вдали появляется грузовик, скоро он начинает двигаться в нашем направлении. В кабине сидят трое молодых солдат, один выходит из машины. Мы объясняем, что мы журналисты, готовим материал про катастрофу польского самолета. В ответ звучит решительное заявление, что находиться здесь нельзя. Ну раз нельзя, значит, «до свидания», до приезда военных мы уже успели снять все, что нас интересовало.

Два года назад с этой стороны аэродром «охраняли» так, что нам удалось добраться до вышки, сфотографировать ее внутри и незамеченными вернуться к месту катастрофы. Сейчас шансов на это нет. Пока на «Северном» работают польские прокуроры, военных больше, чем обычно.

Туалетные кабинки для прокуроров

Мы ожидаем, что со стороны улицы маршала Еременко все будет выглядеть также. Именно в этой части аэродрома находятся обломки Ту-154М. От встреченных в центре города коллег из другой редакции мы узнали, что у здания, с которого мы в 2016 году снимали место хранения остова лайнера, дежурят люди в штатском и прогоняют польских журналистов, намеревающихся подняться на крышу.

Домов, однако, два, так что мы направляемся ко второму. Подъезд, к сожалению, закрыт, работает домофон. Два года назад его не было. Во дворе курит какой-то мужчина в шлепанцах и спортивном костюме. Мы просим его впустить нас, не объясняя цель своего визита. «Открыть дверь?» — уточняет он и прикладывает свой ключ к замку. Мы поднимаемся на лифте на последний этаж. Решетка, преграждающая ведущую на крышу лестницу, закрыта на заваренный замок. В предыдущий раз, достаточно было отогнуть проволоку… Россияне решили серьезно вложиться в защиту от пронырливых журналистов из Польши. Но окна в коридоре досками они не забили, так что телевик позволяет нам увидеть, что подготовили к приезду польских следователей.

Ангаров стало два. Более крупный, зеленый, появился недавно. А тот, который имел форму креста (в нем, как говорят, находится большая часть обломков), превратился во внушительную стальную конструкцию. Два года назад здесь был только временный навес и рваные стены из брезента. Сейчас невозможно увидеть ни миллиметра бело-красной обшивки машины. Рядом стоит беседка, там стол, а на нем — напитки и какие-то блюда. Если кому-то понадобится, можно воспользоваться даже тремя туалетными кабинками.

Это очередной акт спектакля, который россияне подготовили к приезду польских следователей. В прошлый раз служащие здесь солдаты не могли понять, почему мы удивляемся рассказам о том, что у обломков самолета уже много лет никто не появлялся и ничего там не изучал. Тогда рядом с остовом лайнера стоял, будто на свалке, разбитый автомобиль. Сейчас его убрали.

Мы хотим увидеть ангары как можно ближе, для этого нужно перейти через трамвайные пути, пробраться через кусты и под трубой теплоцентрали. Россияне отлично подготовились к приему польских журналистов: отсюда можно что-то сфотографировать, значит, в этом месте появляются военные. Кажется, что будут проблемы, но, как часто бывает в России, это лишь видимость. Мы идем, решая, что если к нам возникнут вопросы, мы будем делать вид, что их не понимаем. В итоге хитрить не пришлось: двое солдат, по-видимому, устали патрулировать свой участок и легли отдохнуть в кусты. Они смеются, рассказывают забавные истории и не замечают нас. Мы снимаем ангар на фото и видео, а потом уходим, за спиной продолжает звучать смех молодых солдат…

Братство по оружию

Будучи в Смоленске, невозможно забыть о том, зачем сюда летела польская делегация. Президент Лех Качиньский (Lech Kaczyński) и сопровождавшие его лица собирались почтить память польских военных на катынском кладбище. Так что мы тоже решаем посетить мемориал. Издалека видны золотые купола недавно построенного православного храма, в нем местные жители могут помолиться за убитых россиян. В сувенирной лавке продаются магниты и кружки с российским гербом, тарелки с панорамой Смоленска. Там есть игрушки, солдатики и пазлы с «героями советской армии 1943-1945 годов». Героев 1940 года, которые беспощадно расправились с поляками, на сувенирах мы не обнаруживаем (может быть, раскупили).

Наших соотечественников можно помянуть на кладбище, территория которого выглядит ухоженной и находится под наблюдением. Как только мы достаем камеру, появляется человек, интересующийся, с какой целью мы снимем. Журналисты? Репортаж? Пожалуйста. По пути на польскую часть некрополя нам встречаются плакаты, приглашающие на выставку, которую с декабря 2017 года можно посетить в новом здании выставочного центра мемориального комплекса «Катынь». Она носит название «Польско-российские отношения в XX веке».

Звучит весьма многообещающе, однако, экспозиция может привести в бешенство каждого нормального поляка. Что рассказывает выставка об отношениях двух стран? Сначала россияне упоминают о Пилсудском и обретении Польшей независимости в 1918 году, а потом мы попадаем на настоящие исторические американские горки. «1939-1945 годы. Вторая мировая война. Польско-советское братство по оружию».

Сложно поверить, что россияне обращаются к такому лицемерию, хотя мы находимся настолько близко от могил тысяч польских военных, которых убил именно Советский Союз. Но это еще не все. «1946-1952 годы. СССР помогает восстанавливать Польшу». На фотографии — строящийся Дворец Сталина в Варшаве. Прекрасной иллюстрацией — портретом улыбающегося Брежнева снабжен также рассказ о следующем периоде наших отношений: «1953-1990. Развитие взаимного сотрудничества между ПНР и СССР». И наконец: 1990-2010. Распад Советского Союза и социалистической системы, выстраивание новых отношений между Россией и Польшей«. Дальше ничего нет. Любопытно, почему наша «общая» история заканчивается 2010 годом… Сейчас, подводя итоги визита прокуроров, можно с уверенностью сказать одно: слова россиян всегда будут расходиться с их делами.

Проблемы в расследовании

Удивительно и прискорбно то, что проблемы прокуроров на восточном направлении старается использовать в своих интересах руководитель Комиссии по расследованию смоленской катастрофы Антоний Мачеревич (Antoni Macierewicz). Всего несколько недель назад (после того, как россияне отказались проводить реконструкцию самолета) он заявлял, что поездка в Россию не имеет смысла, но на прошлой неделе начал отчитывать следователей за то, что те не пригласили в Смоленск членов его комиссии. Мачеревич намекал, что прокуратура не хочет вести сотрудничество, опуская тот факт, что две структуры занимаются совершенно разными расследованиями. Дело в том, что он сам не рвется сотрудничать с прокурорами и, в частности, не отвечает на запросы прокуратуры, просящей предоставить ей результаты экспертиз, которые проводит комиссия.

Впрочем, у той есть свои проблемы. В последние месяцы там продолжается конфликт вокруг смелых гипотез, не подкрепленных весомыми доказательствами, или тезисов, для обоснования которых избирательно используются данные аналитических работ. Нескольким членам комиссии такая деятельность не нравится, они протестуют и даже отказываются подписывать так называемый технический отчет, который был обнародован в апреле. Один из таких людей — специалист по взрывчатым веществам Гжегож Шулядзинский (Grzegorz Szuladziński), экспертизами которого несколько лет пользовалась комиссия Мачеревича. Однако, как нам удалось узнать, австралийский ученый решил отказаться от членства в ней, жалуясь в том числе на организацию ее работы.

Возвращаясь к прокурорам: в воздухе висит вопрос о выводе расследования на международный уровень и в первую очередь о результатах исследования проб, высланных в заграничные лаборатории. По нашей информации, в этом направлении дело постепенно продвигается. Отсутствие официальных сообщений на эту тему не должно нас беспокоить, ведь с самого начала было ясно, что о промежуточных результатах говорить не будут.

Между тем поездка наших следователей в Смоленск наводит лишь на неутешительные мысли. Ясно, что Россия только продолжит вставлять следователям палки в колеса. Обломки нам не только не вернут, но даже не позволят до них дотронуться. Такие решения принимаются на высшем политическом уровне, а Следственный комитет РФ — это орган, который непосредственно подчиняется Владимиру Путину.